Левина уже не поражало теперь, как в первое время его жизни в Москве, что для переезда с Воздвиженки на Сивцев Вражек нужно было запрягать в
тяжелую карету пару сильных лошадей, провезти эту карету по снежному месиву четверть версты и стоять там четыре часа, заплатив за это пять рублей. Теперь уже это казалось ему натурально.
Что значило «всё в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока
тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где-то. Загремели откидываемые подножки.
Неточные совпадения
В четвероместной
карете «работы Иохима», что не мешало ей в пятнадцатилетнюю, хотя и покойную, службу состареться до безобразия и быть по-прежнему
тяжелее осадной мортиры, до заставы надобно было ехать час или больше.
Первый мост был так дурен, что мы должны были все выйти из
кареты, даже лошадей уносных отложили и на одной паре коренных, кое-как, перетащили нашу
тяжелую и нагруженную
карету.
А по сю сторону реки стояла старушка, в белом чепце и белом капоте; опираясь на руку горничной, она махала платком,
тяжелым и мокрым от слез, человеку, высунувшемуся из дормеза, и он махал платком, — дорога шла немного вправо; когда
карета заворотила туда, видна была только задняя сторона, но и ее скоро закрыло облаком пыли, и пыль эта рассеялась, и, кроме дороги, ничего не было видно, а старушка все еще стояла, поднимаясь на цыпочки и стараясь что-то разглядеть.
Помнится,
кареты взяли с Владимирской; они были очень стары, голубого цвета, на круглых рессорах, с широкими козлами и клочками сена внутри; бурые разбитые лошади везли нас
тяжелой рысью, хромая каждая на разную ногу.
Тяжелый и важный век этих старых ворчунов, обсыпанных пудрою и нюхательным табаком, сенаторов и кавалеров ордена св. Владимира первой степени, с тростью в руках и гайдуками за
каретой, — век этих стариков, говоривших громко, смело и несколько в нос, — был разом подрезан воцарением Павла Петровича.
Он хотел было постоять перед дверью, благоразумно продумать свой шаг, поробеть немного и потом уже решиться на что-нибудь очень решительное; но в эту самую минуту загремела
карета у подъезда, с шумом отворились двери и чьи-то
тяжелые шаги начали с кряхтом и кашлем свое восшествие в верхний этаж.
Когда архиерей садился в
карету, чтобы ехать домой, то по всему саду, освещенному луной, разливался веселый, красивый звон дорогих,
тяжелых колоколов.
Он подпер
тяжелую голову кулаком и стал думать о своей бедности, о
тяжелой беспросветной жизни, потом о богачах, об их больших домах,
каретах, о сотенных бумажках…
Карета остановилась у широкого подъезда казенного здания. В воротах, помещавшихся рядом, темнела
тяжелая фигура дежурного сторожа, укутанного в тулуп.
Не успели еще затвориться
тяжелые железные ворота за въехавшей вслед за этапной
каретой, как у ее дверей появился старший надзиратель.
Оказалось, что «нелегкая» принесла Владимира Николаевича и Нину Николаевну Дюшар, приказавшую Акиму вынуть из
кареты и внести за ними в кабинет какой-то большой и
тяжелый сверток.